Как мы изучали самого редкого орла Европы

Общественной организацией «Ахова птушак Бацькаўшчыны» большой подорлик выбран птицей года-2019. В связи с этим мы решили вернуться к нашей прошлогодней публикации...

«Предать склад» ради подорликов

Началось все тогда, когда в нашей квартире центральное место занимал телевизор, и я каждый день спешил к нему из школы, чтобы окунуться в атмосферу дальних путешествий и наблюдений за загадочными животными.

Сошлись ли на небе звезды, но в тот памятный день по белорусскому каналу показали фильм Игоря Бышнева «Последние орлы». Не то чтобы это определило дальнейшую мою жизнь, ведь я и так знал, что она будет связана с дикой природой, но пробудило желание действовать. Подумалось: почему бы не сделать свой вклад в копилку помощи царям неба, гордым и бесстрашным хищным птицам?

В ближайший выходной день я надел старые вещи, чтобы мама не ругала, и отправился за два километра от Малориты в лес. Там на прилично высокой осине я построил свое первое гнездо – «для орла», неважно какого – беркута, змееяда или скопы. Тогда моих знаний было недостаточно, чтобы уяснить, что для каждого вида хищника характерен определенный вид биотопа, и что, например, на краю узкой полосы мелколиственного леса вдоль дороги едва ли поселится орел. К тому же я не знал, что важным моментом является расположение гнезда на дереве; это теперь уже известно, что скопа и змееяд селятся на макушках деревьев, беркут бы построил гнездо на мощных суках крупного дерева на краю болота, а подорлик искал бы себе заболоченный ольшаник и развилку главного ствола у макушки…

Постройка гнезд для хищных птиц не казалась тогда наукой, это было похоже на помощь, сравнимую с вывешиванием кормушки за окном. Что и говорить: в моем первом гнезде так никто и не поселился, а спустя год от гнезда не осталось и следа – оно упало…

Тем не менее это посеяло во мне зерно интереса к группе хищных птиц и привело в общественную организацию «Ахова птушак Беларусі» (ныне «Беларусь» заменили на «Бацькаўшчыну»). Там я познакомился со «звездами» «Последних орлов» Владимиром Валентиновичем Ивановским и Валерием Чеславовичем Домбровским.

После был биофак. Уже на первом курсе стало ясно, что опыт можно приобрести только за стенами родной альма-матер, а поэтому я не считал зазорным пропускать занятия, проводя время в Турове на станции кольцевания птиц, подкрепив алиби бумажками из Академии наук. Во время таких вакаций мне впервые и довелось поработать с Валерой.

Помощь на станции требовалась в основном ночью, когда ловили больше всего куликов, а днем же нужно было раз в два часа посмотреть ловушки, остальное же время можно было посвятить упражнениям переворачивания на диване и редким походам в магазин. А для того чтобы следить за ловушками, достаточно одного человека, никто не был против, когда мне вдруг захотелось съездить на болото вместе с Валерой, где он собирался выследить пару больших подорликов и понять, живут ли они на той же территории или поменяли место.

День обещал быть отличным, что немаловажно в работе с хищниками-парителями, и уже через полчаса езды от Турова мы стояли на границе нацпарка «Припятский».  Для автомобиля дорога становилась непригодной, а потому далее мы – своим ходом, со штативом, трубой, биноклями, в сапогах-болотниках и рубашках с длинным рукавом.

Протопав не менее трех километров по старой узкоколейке, а потом еще километр через лес и болото, я усомнился в том, что еще хочу заниматься подобным. Четыре часа мы простояли посреди осокового кочкарника, где было невозможно ни присесть, ни в тень спрятаться. Единственной радостью того дня был сам большой подорлик, пролетевший прямо над нами. Это была моя первая встреча с этим самым «болотным» орлом нашей страны. Кто же знал, что нас еще в жизни многое свяжет…

Следующим летом после встречи с подорликом я, успешно сдав сессию, решил подработать на складе продовольственных товаров. Не работа мечты, но за летние месяцы я планировал немного заработать на будущий учебный сезон. По правилам приема на работу я должен был сперва пройти недельный испытательный срок. Шло мое третье дежурство: я постепенно привык к запахам сырых помещений, смирился с постоянно отсутствующим напарником («Он в запое, иногда с ним такое случается», – говорил наш завскладом), а мои соседи по общежитию уже стали делать заказы на пиво и чипсы, которые можно было приобрести без торговой надбавки. И все вроде было хорошо, как вдруг мне позвонил Валера…

В это время он набирал людей для исследования хищных птиц Беловежской пущи. С этим вопросом обратился и ко мне.

– Никак не могу. Я ж работаю теперь, – с как можно более важным видом отвечал я на его предложение. Почему-то тогда казалось, что работающий студент-второкурсник – это очень круто.

– Сколько тебе обещают заплатить за месяц? – спросил Валера. Я ответил.

– Столько же получишь за работу в пуще. Устраивает?

Конечно же, устраивает! Делать то, что любишь, да еще и деньги за это получать! Ну вот и начинает сбываться детская мечта. Моя первая официально оплачиваемая работа, которая связана с дикой природой! На следующий день мне пришлось «предать» мой склад. Все документы, чтобы официально приступить к работе, были готовы, но я пришел лишь для того, чтобы уволиться. Напарник вышел из запоя, а это значит, что погрузочно-разгрузочные работы не остановятся. 

Две недели на одной зарядке

Прошло еще несколько лет. Главное, что я вынес из той экспедиции: лучше пройти пять километров по лесной дорожке, чем километр по болоту, где живет большой подорлик.

К гнезду малого подорлика можно прийти по сухой земле, к гнезду большого – всегда через болото. Чаще всего это крайне сложные для пешего хода места, а транспорт здесь не пройдет. Дойти до гнезда подорлика – это как пройти семь кругов ада: если кажется, что хуже быть уже не может, хуже обязательно будет. Пробираешься, скажем, через участок открытого низинного болота и вдруг начинаешь ощущать, что ноги вязнут в полужидком месиве из воды и полуперегнивших растений. Далее к этому добавляются кочки высотой в пояс, через которые нужно постоянно перелазить, высоко закидывая ноги. Кочки выскальзывают из-под ног, прогибаются, проваливаются под воду…

Еще спустя несколько метров осоковник переходит в тростниковый четырехметровый «лес». Уже не видно, куда надо идти, а скорость настолько снижается, что навигатор не может уловить направление движения: стрелка крутится во все стороны. Пробираешься, а потом обнаруживаешь, что шел практически в обратную сторону. Со всех сторон на тебя слетаются слепни: крупные, средние, мелкие, серые, с оранжево-черным брюшком и блестящими крыльями, полностью черные с изумрудно-зелеными глазами – скоро ты их будешь всех знать, одинаково ненавидеть и превратишься в безжалостного истребителя.

Обливаясь потом, балансируя на каком-то из вышеописанных участков «багны», внезапно получаешь укол в поясницу и, не жалея себя, с полного размаху, которым можно было бы и кого покрупнее отправить на тот свет, лупишь по себе – бац! А эта тварь уже успела улететь, ровно за четверть секунды до твоего удара… Ярость затуманивает глаза и хочется скорее выйти отсюда на землю, твердую и сухую, и тогда ты начинаешь бежать как можно скорее – до леса или края болота.

Здесь в осоково-тростниковой преисподней, оказывается, лежат сухие деревья, развалившиеся после пожарища, создав грунт для роста крапивы, сфагнума и ежевики одновременно. Нога, перед тем как утопнуть в грязи, сперва проваливается через двадцать сантиметров мха. Ты не просто перелазишь кочки, а пытаешься избежать колючек ежевики. Все это время крапива жжет тебе лицо! Да-да, она как раз достигает той высоты, чтобы ударять по ушам и щекам.

Можете приводить мне любые доводы в противовес, но работа с большим подорликом в Беларуси – самое сложное, что может выбрать орнитолог. Туровские кулички и учеты вертлявой камышевки в Спорово и рядом не стояли…

Валера постоянно обучал нас отличать большого подорлика от малого. Крылья широкие, семь «пальцев-махов», очень темный сверху и снизу, кроющие низа крыла темнее маховых, однотонно темно-коричневый сверху, темный глаз, крупный клюв. У птенцов большие каплевидные пятна на крыльях, затылок однотонный, без охристого пятна; мерить высоту надклювья, смотреть надхвостье… Это мы заучили наизусть.

Мы уже умели «брать азимут на потенциальное гнездо», не отрываясь, по два часа следить в трубу за парящим подорликом, знали, что «горки» и окрикивание соседних пар показывают границы охотничьего участка, а протяжный свист уведомляет о приближении орлана. Мы становились пусть и не асами по подорликам, но теми, кто все больше и больше их понимает.

В один прекрасный летний день снова позвонил Валера и предложил сходить на две недели на Ольманы. Сходить – потому что, опять же, места такие, что к болоту подъехать можно, а вот через саму трясину никак не пройти. Это сейчас Ольманы разрезали новой гравейкой с севера на юг, а в то время мы должны были топать ногами…

Одна из историй, которую, вероятно, Валера рассказывает всем, кто работал с ним по подорликам, заключается в том, что в далекое время известный и очень уважаемый в узких кругах орнитолог пролетал на вертолете через Ольманские болота и сделал вполне здравое заключение, что это место гиблое, болото непроходимое – и человеку здесь делать нечего. Вот куда мы должны были отправиться.

На Ольманских болотах обитает порядка 20 пар большого подорлика. Как и везде, после неудачного гнездования пары меняют гнездо. Поэтому если просто ходить и проверять гнезда, то многое будет неясным, а полученные данные об успехе размножения несколько искаженными. Если гнездо пропало или не занято, необходимо на ближайшем болотце стать и наблюдать. Очень часто оказывается, что птицы сместились не далее, чем на километр, а бывает, и того ближе. Найти «пропавшие» пары и попытаться выследить те, до которых в свое время «руки не дошли», – было нашей задачей.

В экспедицию мы шли втроем: Валера, я и Юрка Бакур. В рюкзаки, помимо палатки, ковриков, спальников, котелков, когтей и страховочного пояса с веревками, необходимо было набрать провизии на неделю. Через неделю вторую часть провизии нам в условленное место, куда можно подъехать на машине, должны были забросить друзья. Валера, как самый опытный из нас болотоходец, увидев нашу нерешительность в вопросе, как поделить вещи на три рюкзака, выказал желание взять продукты. С каждым днем «харчи» таяли, т.е. Валерин рюкзак становился все легче, а вот от палатки и прочего железа мы избавиться никак не могли. Здесь я получил важный урок о значении опыта в жизни.

Хождение по болотам – целая наука. Про пересеченную местность я уже рассказал, но когда ты оказываешься среди людей, т.е. в социуме, пусть и состоящем только из Валеры и Юрки, необходимо научиться вести себя «по-человечески». Измотанный за день, прибыв только к вечерним сумеркам на место ночевки, ты падаешь на сухой песок и обращаешь глаза в небо. Небо – единственная вещь, которая напоминает о доме и комфорте. Оно, конечно, везде одинаковое, но почему-то в такие моменты думаешь именно про небо, что видно через окно твоей комнаты.

Вечером слепни заменяются комарами. От усталости совсем не хочется махать руками и проявлять активность; в это время к тебе подлетают крупные стрекозы-коромысла, и если совсем не совершать движений, прямо над лицом ловят нацелившихся на тебя комаров. Я еще тогда полюбил этих быстрокрылых насекомых.

В условиях сурового быта возникает чувство некоторой неприязни и очень легко сорваться на окружающих. В такие моменты Валера умел сказать что-то важное, действующее, как лекарство, или, наоборот, довольно банальную вещь, от которой начинаешь сперва скрыто, а потом во весь рот улыбаться. Скажет, к примеру: «Ты что, Денис, ведь мы же изучаем самого редкого орла Европы, этим же гордиться надо!» А у меня в это время мысль: «Да гори ярким пламенем это болото и все орлы разом взятые!» А еще через минуту уже сидишь и краснеешь от своих же мыслей.

В тех местах, где о комфорте лучше и не думать, именно его ценишь больше всего. Пядь сухой земли на болоте – и наслаждаешься, сушишь ноги; легкий ветерок, согнавший с тебя всех слепней, – можно вдохнуть всей грудью; глубокая лужа под свежем выворотнем – так это же джакузи, куда вечером можно залезть и балдеть!

Еще одним связующим звеном с комфортными условиями был телефон. Вечером, придя в лагерь, так приятно залезть на дерево и «выйти в люди», позвонив тем, кого любишь. Конечно же, для экономии заряда приходилось телефон держать все время выключенным, поэтому и разговоры всегда были короткими. Но были! С осознанием того, что где-то хорошо, легко засыпалось, и самому становилось так же хорошо, и уже не пугал день грядущий.

В один день Валера стал еще более уважаемым мной специалистом. Судите сами. Мы пришли к высокой металлической вышке, с которой можно не только пожары высматривать, но, как оказалось, и подорликов. «Четыре километра двести метров до гнезда», – сказал он нам с Юркой, после того как «засек», что орел принес корм. Вот подумайте сами, сколько это – четыре километра с лихвой! В трубу объекты на расстоянии в два километра уже кажутся не более игольного ушка. Сомневались мы, конечно, что можно вот с такого расстояния гнездо найти. Но пошли проверять. Гнездо это и по сей день известно. Мы в этом году нашли в нем птенца.

«Спаси орленка»

Любая, даже самая маленькая экспедиция обходится недешево. Из госбюджета денег на охрану, а тем более на изучение глобально угрожаемого вида птиц, стоящего под первой категорией национальной значимости в Красной книге, средств не выделяется, как ни прискорбно это звучит. Возможно, кто-нибудь из Минприроды сейчас станет мне возражать: «А вот помните, мы в две тысяча втором машину выделили…» или «А как же быть с брошюрой, напечатанной за наши деньги?» и т.п.

Правда такова, что основные работы по большому подорлику проводились в рамках различных международных проектов за деньги, привлеченные из-за рубежа. Здесь следует отдать должное все той же АПБ. Организация научилась собирать деньги с… белорусов. Акция под названием «Спаси орленка» стартовала всего несколько лет назад и, похоже, станет в ряд тех регулярных мероприятий, коими так славна организация. Конкретные действия без лишней болтовни. Это и отличает АПБ от других – пусть не обижаются! – «зеленых» организаций Беларуси.

В чем вообще беда большого подорлика? В том, что к гнездовым биотопам он предъявляет очень высокие требования. Здесь следует сделать оговорку, что к биотопу обязательно должны прилагаться соответствующие охотничьи угодья. Эти две составляющие даже не могут идти врозь друг с другом. Исторически подорлики жили на низинных болотах, к которым подступал лес, или же на островах леса среди этого болота. Такие пары еще можно наблюдать на Ольманах и Старом Жадене. Когда же болота были осушены, а поймы рек превращены в сенокосы и пастбища, подорлику ничего не оставалось, как приспособиться. Здесь его, безусловно, куда больше беспокоят, гнезда периодически вырубают различные «недалекие» лесхозы.

АПБ решила разбираться с проблемами подорликов по всем направлениям и на всех уровнях. Взамен утраченных строились гнезда искусственные; выявленные места обитания в соответствии с национальным законодательством передавались под охрану землепользователю; сейчас стали обрабатывать стволы деревьев специальной смесью, препятствующей кунице. Но самое главное, конечно же, во всей этой работе – это мониторинг гнезд и гнездовых участков. «Сместившаяся» на всего несколько сотен метров пара орлов подвергается всем опасностям, вроде как решенным и урегулированным на ее предыдущем месте обитания. К сожалению, орлу нельзя объяснить, что вот здесь безопасно, так как дерево с гнездом не вырубят, куница не залезет. В другом месте всю процедуру, зачастую упирающуюся в различные бюрократические глупости, необходимо начинать сначала.

Большой подорлик – национальный символ Беларуси, не признанный, но безусловный. Это индикатор мало нарушенной и пока сохранившейся в достаточно естественном состоянии дикой природы. Если сосновые посадки составляют основу лесного древостоя, а поля запаханы и засеяны кукурузой, там подорлика нет и быть не может.

В местах, куда вмешивается человек, возникает другая, очень важная проблема для большого подорлика. В такие места «приходит» малый подорлик, и птицы начинают гибридизировать, давая потомство, также способное к размножению. Один вид как бы «растворяется» в другом. Эту проблему можно решить, лишь сохранив массивы крупных низинных болот, так мало «аппетитные» для малого подорлика. 

СМС от орла

Как уже говорилось выше, большинство проектов, связанных так либо иначе с большими подорликами, реализуются в нашей стране благодаря помощи других стран. Так произошло и в этом году. Эстонские коллеги приобрели шесть GPS-GSM-передатчиков, которые решено было повесить на взрослых подорликов. Параллельно этому проекту АПБ через Франкфуртское зоологическое общество (Германия) приобрела также два передатчика. Мне и Дмитрию Шамовичу довелось принять участие в экспедиции, организованной эстонской стороной.

Прежде всего и Валере, и эстонцам хотелось повесить передатчики на орлов из разных мест обитания: «классических» болотных, а также с трансформированных земель. В итоге были выбраны территории национального парка «Припятский», заказников «Средняя Припять» и «Старый Жадень» и национального парка «Беловежская пуща» (болото Дикое). Именно в этих местах были отловлены взрослые птицы.

На лапу птице вешались кольца, а на спину, на манер рюкзака, закреплялся сам передатчик. Каждый передатчик оснащен солнечной батареей, поэтому может подзаряжаться. В передатчик вмонтирована сим-карта, через которую производится отправка смс с координатами места нахождения орла и некоторыми другими параметрами. По полученным данным можно понять, двигался ли орел в это время: если да, то с какой скоростью и на какой высоте.

Как уже было сказано, мы отловили шесть орлов (двух самок – Денису и Юзефину – и четыре самца – Тура, Блонда, Тихона и Перуна). Имена придумывались спонтанно и обычно отражали близость какого-либо населенного пункта (например, Юзефину назвали от деревни Юзефин, а Тура – от Турова) или обозначали внешние или поведенческие особенности (Тихон – потому что вел себя тихо во время кольцевания и надевания передатчика; Блонд – имел несколько более светлый, чем другие орлы, окрас головы). Непонятно только, почему орлицу назвали Денисой…

Как оказалось позже, когда стали приходить первые сигналы, пойманная нами самка Дениса оказалась не размножающейся в этом году птицей (мы «целились» в другую пару, с известным гнездом, а оказалось, что на данном поле охотятся также и другие птицы). Все остальные орлы вернулись на гнездовые участки и продолжили кормление птенцов в гнездах. Дениса же улетела кормиться на мелиорированные земли, часто сменяла места дислокации и к настоящему времени от места отлова отдалилась на тридцать километров, «осев» на некоторое время вблизи самой большой белорусской деревни – Ольшаны (Столинский р-н). Только местонахождение Денисы мы можем обнародовать уже сейчас. Пока же пары придерживаются гнездовых участков, сведений о них в открытый доступ поступать не будет. Чуть позже, когда начнется миграция, за птицами можно будет наблюдать онлайн любому пользователю интернета.  

Предполагается, что места зимовок наших белорусских больших подорликов должны располагаться ближе, чем у малого подорлика, который зимует в Африке. Такое предположение высказал Валера, обратив внимание на более раннее фенологическое появление птиц на болотах. Возможно, этими местами окажутся юг Европы или север Африки. Совсем скоро мы про это узнаем: уже в сентябре подорлики начнут покидать Беларусь.

Ну, а мы будем ждать от них эсэмэсок: «Жив, здоров, пролетаю над египетскими пирамидами…» 

Фото автора, Андрея ШИМЧУКА и Юрия БАКУРА